marinaseredatag

Копёшек-то у нас на Таганае полно. Сказывали старики, будто в наших краях давненько и татары, и башкиры, и калмыки бродялые каменюками промысловили. Где по рекам рухляк мыли, а где и землю лопатили. Кои ямы-то заросли с тех времен, особливо пройденные по пустой породе. Это когда ума нет, а сильно хочется, тогда и рыли, где ни попади. По приметкам, вроде как. Дек, приметка приметке рознь. По одной их них, аметист сиреневый, мол рóдится, где чаги на березе много. Был даже случай такой. У хитников-то оно как, коль приметку найдешь, так и молчок, вроде как сам по себе. А этот, про которого сказ, бражий друг, с похмелки рыбалить на Киалим пошел к Стоячему камню, что ниже притока Безымянного.По пойменному болоту на березовый чапыжник и набрел, чаги нарубил на продажу, давай ее с земли сбитую сбирать, с грязью да тиной в пестерь пихать. Дома отмывать в корыте начал, так по ладоням аметисты-то и посыпались. Долго потом ту чапыгу в киалимских уремах искал, хоть и на свежую голову, да со сворой своей хитной, только все без толку. До сих пор то место сокрыто. А «метист»-то хоть и болотный, но по сказу чистой воды был.
Фото 1. Аметист в музее природы парка

На медь, малахит, да азурит друга приметка.По науке-то она часто срабатывает. Например, где качимда минуарция в изобилии, там медные ископаемые и ищи. Копешек опять же, хошь на железную, хошь на медную руду по округе таганайской хватат. Кои из них затеряны, а кои затоплены да забетонины народными стройками. Остались правда копухи и поныне, самоцветами утыканные по древним расколинам. Тропки тудысь не зарастают. Поди-ка не по пустой породе народ горняцким хайдакался. На одной Ахматовке, что близ нашей Магнитки, за 200 лет под тыщу штуфов утягли, а уж мелкой разносортицы, что в щетках, али в друзах да кристаллами, так и счета нет. Больше-то гранатовые камешки – красный андрадит, розовый альмандин, зеленый гроссуляр, медовый спессартин, черный шорломит, яблочный гессонит. Есть и по проще с виду, но редкостные по природе – везувианы оливковые, людвигиты лучистые, клинохлоры шелковистые, кальциты молочные… Да разве всего перечтешь?
Порой идешь мимо самоцветницы, а оттедова:
- Стук! Стук! – и тишина воровская, а потом опять, - Стук! Стук!
Глядь, крадутся ушлые «любители» камня с котомками, потащили драгоцень, последнее у земли выбили. Опосля них ступаю по коже каменной, а на нейалые капли-кристаллы молотьем разбрызганные по венисе морщинистой. Да у каждой капельки по ящерке, а на глазах присмотришься – слезинки и, будто безмолвный укор – «опять полдворца разворовали, как, дальше-то, жить?» Вдруг, шмыг и нет их. Из-под серпентиновогобульника уж выполз – обедать собрался. Ну, что ж, на то она и цепочка, не золотая, пищевая. Человек в нее только никак не вписывается со своими молотками, зубилами, кувалдами, кайлами да лопатами.
Фото 2. Ахматовская ящерка на завтраке

Ведь только представить!? Всего 200 с копеечкой лет назад была на этом месте горушка, высотой не кичливая, с каменным пупырышем на вершине. Рассекло время камешек тот трещинами, как шелуху венису смело, и обнажились свету грани кристальные. В тени могучих лип и сверкающих расселин поселились на горушке живородящие ящерки. На остепненных склонах паслось стадо лосей. И случился однажды у рудокопа магнитского выходной. На рыбалку на Кусу? На охоту на Таганай? Не-е-е, за грибами в липняк. Не пошел бы мужик в тот день на горушку, глядишь сей кусочек планеты был бы цел. Ну, а коль клад нашел, чаво бы не хвастануть? И пошло-поехало. На сколько времечка еще добра Ахматовки хватит? Я имею ввиду самоцветного, не возобновляемого. Остальное-то вроде как мал-мала живет, зиждется – липняк реликтовый, ящерки. Даже лоси и те по зиме в копушку наведываются, снег копытами разгребают и камни лижут – солями минеральными запасаются. И грибы здесь целыми колониями в сезон ползут – боровики, дубровики, польские, грузди, опята, лисички, подосиновики… А надысь по контуру отвалов орхидея выросла – дремлик темно-красный, явно гранатовым соком подкрашенный. Боится поди камень, что скоро исчезнет, так хоть в цветах память о себе оставит.
Фото 3. Ахматовская орхидея

С чего, начать-то? Дек, поди-ка с 20000 лет назад. Да нет, вы не подумайте, что я такая старая, мне от роду-то всего, э…, не помню. Мне эту историю тыщелетней давности знакомая гадюка Нюрка сказывала, а ей ее бабка, а той ее бабка, а той… Ну в общем, у Нюрки много было родственников. Сами понимаете, ползучая тварь она и в Африке ползучая тварь, словом связь у них на земле, а точнее под землей, крепкая. Короче говоря, Нюрке доверять можно.
Значит так. В некотором царстве, в некотором государстве… Ой, чаво это я? А хотя, царство оно здесь и было. Таганайское царство нетронутой природы – горы неприступные, на гребнях снегами-льдами покрытые, распадками хвойными опоясанные. Ноженька человека здесь тогда не ступала. А вот мамонты захаживали.
Фото 1. Мамонт на Дальнем Таганае в голоцене около 20 000 лет назад.
Живопись, О.Фефелова

Нюрка, гадюка, говорит, что на пологом перевале Дальнего Таганая диких мамонтов было, как ноне диких туристов. Усё-то они, бестии лохматые, туточа в тундре пожрали, да повытоптали – прям экологическая катастрофа. Проползти негде было. Но потом, как последний морозец вдарил, так к началу плейстоцена, это хронологический «век» последнего ледниковья, мамонты все и повымерли, а вместе с ними, и носороги шерстистые, тигры саблезубые, овцебыки… Не верите? Дек, зуб-то его, мамонта, в музее нашем хоронится, рядом с Таганаем его отрыли в глиняном карьере.
Фото 2. Фрагмент зуба мамонта, находка 2002 г.

А на тундряно-степных просторах с окантовкой из широколиственных рощ так себе, всякая мелочь осталась – медведи, лоси, северные олени, тушканчики, комары… Ледник-то, когда таять начал, все верхушки гор стащил вниз, в распадок, да еще ниже в долины, к гадюкиной маме. Или это была мать ее матери, или мать матери ее матери? Короче, пра-пра-пра-…бабка Нюркина своими глазами видела, как огромные каменные глыбищи неслись по межгорным впадинам, сминая все на своем пути – деревья, скалы, реки, тварей беззащитных… А Нюркино племя ползучее меж камнями шнырк да шнырк, так двадцать тыщ лет и шныряет. Это ноне они все черные да серые, а раньше, Нюрка хвасталась, предки ее были зеленые, красные, а из царского роду так вообще серебристые с позолотой. Мол, меж каменьями-то шныряли, чешую всю на них и растеряли. Теперь камни энти гадючьими чешуйками усыпаны, так и блестят, так и переливаются. Народ эту красоту авантюрином прозвал.
Фото 3. Авантюрин-таганаит (златоискр, камень золотой)

С чего бы? А я дек считаю, правильно прозвал. Ведь вся животина при камнепаде том древнем то ли повымерла, то ли поразбежалась, а Нюркино племя авантюрное выжило, да еще в тех камнях же и попряталось. Поплатилось только вычурностью шкуры своей, теперь все гадючины у нас в серо-черных оттенках, иногда с узорчатым угольным подбоем и единственным напоминанием о прелестях старинного облачения – красным глазом.

Погода наша таганайская, как известно, больно уж несуразная - то дождь зимой, то снег летом. Опять же мокротень летняя так реки вспучивает, что поколенный в межень брод выше метра поднимается. А то и больше, как, например, в июле 2014 года на Киалиме река из берегов вышла, да кордон затопила, а до моста туристы вплавь добирались.
Фото 1. Большая вода Большого Киалима

А то наоборот, сушь небесная всю воду выпьет на беду рыбицам да лягухам, на радость хищникам-промысловикам. Ну а катаклизмы, рангом пониже, так вообще обычное явление. Вот тут-то предсказателей разных погод и надо упомянуть. Скажете, они, мол, и в Африке предсказатели. Типа, лягушки квакают, дек это к дождю. Так-то оно так, да только наши таганайские дикие «метеорологи» в особинку прогнозистами слывут.
К примеру, обычный рыжий лесной муравей-формик. Один из главных предсказателей погод. Если муравьиное гнездо мощное, под метр высотой, там понятно зажиточная династия живет. Все-то у них размеренно, по расписанию. Утром мураши-просушники вентиляционные «люки» на куполе открывают, мураши-охотники (а точнее охотницы, так как у формиков эту миссию самки выполняют) по угодьям за добычей расползаются, мураши-няньки в колыбельках куколок обхаживают, трутни бездельничают… Им-то, трутням, почем «балду не гонять», ведь главное дело их жизни закончилось. После спаривания с царицей доля у них не завидная – впроголодь по туннелям подземным шляться, да однажды сгинуть в бесславии на задворках дворца-купола. Остальная братия, а точнее сестринская иерархия, обязанности выстраивает, согласно эпохальной традиции: строители строят или ремонтом занимаются, уборщики порядок в хоромах наводят, фуражиры грибы под землей выращивают, теплоношигреют свои тельца на солнце и несут эту энергию внутрь… Всегда было интересно, перед ненастьем у них у всех сверхчувствительность включается или только у избранных? Как бы там ни было, но по всеобщему наитию или по указу неких продвинутых жриц-предсказательниц, муравьи просушники резво начинают закрывать все входы-выходы своего жилища. Еще и дождя-то нет, а порой и луч золотой на хвоинках купола ярит, а мураши уже закупоренные в подземельях хоронятся. Да не все. Рядом, глянь, кучка крошечная, почти бесформенная, но из травы зычно торчит. Новое гнездо. Так его жители, обычно бунтовщики в государстве формиков, укравшие одну из цариц и возведшие собственный дворец, не взирая на дождь, будут ползать и по куче своей недостроенной, и по стволу дерева, к которому эту кучу лепят, и по мокрой дернине. С голодухи-то и хлябь небесная нипочем.
Фото 2. Бунтари

Так что, муравейник муравейнику рознь. Хотя перед ливнем, да грозой с градом и анархия муравьиная пасует, все прячутся. Тогда уж и сам не плошай, укрытие ищи. Муравейников-то сапиенских по Таганаю теперь тоже понатыкано полно. Раньше-то один Киалим был, а ноне от него «дворцов» отпочковалось аж четыре штуки, да каждый с названием – Белый, Гремучий, Таганай, Таганай-гора.
Но вернемся к самоучкам-предсказателям. Народная примета гласит – комары лютуют к дождю. К Таганаю это не относится, «зуб даю». На Киалиме, по крайней мере, эти кровопийцы работают без учета климатических коллизий. Но кое-какая польза от комариков есть. Абсолютный прогноз от komaricustaganaicuskusacusvulgaris, когда они появляются в тундре Дальнего Таганая, означает, что будет полный штиль и «вёдро».
В череде положительных прогнозистов хочу отметить стрекоз. Их редко увидишь в лесу, чаще эти «вертолеты» курсируют по водоемам, там и еда доступнее и место для яйцеклада будущего потомства рядом, под водой. Но с приближением ненастья разные там бабки, стрелки, коромысла, красотки девушки и иже с ними другие виды стрекоз летят в чащу. Это у них называется халявная охота на мотыльков, которые чуя своими тонко сенсорными органами приближение дождя, прячутся среди травы. Подлетай да хватай квёлых тетерь. Так что, идешь по солнышку по лесу, а вдоль тропы на чапыге стрекозы пляшут, да еще с добычей в «зубах», жди дождя через пару часов.
Фото 3. Попался, недотепа

Заметила я еще одну стопроцентную примету, когда жила на Киалиме. За кордоном на левом берегу реки, там, где поляна к косогору лепится со старыми фундаментами бывшего поселка углежогов, по контуру той кулижки жимолость селится. В основном красная несъедобная, а в каменюжках – синяя съедобная, росточком всего в полметра. Ядрена та ягода. Сама тоща, длинна, а горсть съешь, будто пьянеешь. Чаво за дурман в ней копится, не знаю. Цветет жимолость что одна, рубиново-красная, что другая, сапфирово-синяя, рано в мае белыми пахучими цветами. Особливо ароматизирует цвет перед грозой, да так нектарится, что над крутотенью той луговой целый гул стоит от нашествия на аромат перепончатокрылых. Ладно бы там и паслись себе на радость, ан нет, чуть ветер с луговины потянет, так вся эта жалящая нечисть – осы, шмели, шершни – на мой берег прутся, да в дом норовят залететь. Однажды утром с кровати сползла, ногу босую в тапок сунула и тут же обратно на кровать взлетела. Трясу ногой, а на ней на большом пальце оса висит и «жрёт» мякоть почем зря. Мало того, что у меня через полчаса глаз, ухо и нижняя губа опухли (видать в особый сосудик орясина кусанула), так по дороге на болото мне вдогон еще и гроза дерболызнула. Сразу припомнила, что, когда уходила с кордона, в сенях на залавке на банке из-под варенья целый рой ос охальничал. К дождю, однако.
А вот со змеями нашими классика прогнозная точно не в ладах. Мол, есть примета, коль выползла какая гадючина напоказ, то жди ненастье. Хошь весной, хошь летом, хошь осенью черные рептилии день напролет в курумах, что вокруг кордона, нежатся. Тридцатник с плюсом, штиль и не облачка, а им хоть бы что. И ведь не дергаются, пока на пару метров не приблизишься. Уползают лениво, гордо шею приподняв и язык высунув. Через полчаса возвращаешься, а они тут как тут, тюфяком прикинувшись, в обнимку почуют. А молодь ихняя, чуть больше ладони, туды-сюды снуют по россыпям, жируют на мелкой снеди, в мамку с папкой превращаются. Эти-то по метру каждая змеючина будут, ну или около того. Так что недоглядки среди дернины меж тех камней еще опасней, нежели молния с громом да шершень бешеный. Они ж с малолетства ядовитые, гадючки эти, кусанут, так и оса лапушкой покажется.
Фото 4. Гадючина Киалима

А пред дождем семейка ихняя, ну или популяция, в которой я насчитала шесть особей, в разрез всем приметам, наоборот в камни ползет. Засунут жгуты свои в пустоты курумные и нет их. Но стоит только вслед за слякотенью солнышку пригреть да травушке малость обсохнуть, все гадюки опять на своих позициях объявляются, кто, мирно похрапывая, а кто и шустро ползая.

В прошлых-то веках, почитай, знамых персон по таганайским лесам не так-то много было. Это щас проще. Заковыкукаку сотворил, шнырь ее в «йентернет», а дальше всё – общеизвестный «герой». Раньше слава человека годами, а то и десятилетиями копилась, да больше-то по поступкам, а не с голого торсу в январе поверх переката Большого Киалима. Может великими личностями их, дикуш таганайских, и не назовешь, но память людская и доныне хранит имена из того неприхотливого пласта таежной угрюмой старины. Совсем-то уж в дебри «дорипейские» не полезу, цепану-ка мал-мала верхнюю половину 20 века.
История эта давняя, да с крайностями, поди-ка один одно говаривал, а другой-другое. Да и любителей у нас полно спокон веков про слабый пол дурнину плести. Наша-то героиня, хоть и крутого нрава была, всё ж прозвище себе славное сробила. Многие и не знали, откуда она в том урочище появилась. А тем, кого судьба к Таганаю прибивала, так и представляли ее – Вячеславна, а на ухо – Ольга-Царевна. Напутствовали, мол, занесет когда черт на 14-ю контрольную, не робей, баба она хваткая, не сказать грозная, но с принципами. И уж коль пожаловал, так будь добр не на завалинке сидмя махорку зобать, а по хозяйству подсуетиться. А нечто не в радость одинокой хозяюшке помочь? Воды с Киалима, что под угорье от хаты, принести, зимой прорубь там же подрубить, да сугробы у дома раскидать, в сенокос косой помахать, да стожары на сеновал переметать. С дровами так вообще веселуха – свалить, распилить, расколоть. Ну а знатному-то работяге Ольга Вячеславна завсегда и обед, и баньку, и наливочку.
Фото 1. На 14-й контрольной пора сенокоса, 60-е годы 20 века

Метеорологи к ней частенько за провизией спускались. Изъедятся все, так и бегут с горы на 14-ю контрольную. За картошку, грибы, да травы чайные мужики вкалывали по полному разряду. За время их содружества домами, так меж подножием да вершиной тропа натопталась. Ее метеорологи так и называли – тропа на 14-ю контрольную. Со стороны тундры она и ноне проглядывает, аккурат от северного торца дома книзу на Ицыл. Правда в подгольцовье ниточка ее блукает, а в нéдолге совсем пропадает, но на выходе к Карабашскому тракту опять лес тропит. Да только знать надо, где воротца те у входа в дремь отворяются. Поди-ка вовсе заросло уж то место, где тропа на бывший 14-й пост энергетиков выходит.
Ольга Вячеславна по началу-то с мужем там жили, он и обслуживал линию ЛЭП. Ходит молва, незнамо откуда, что зарубила Ольга своего мужика за провинность какую-то топором. Доказать-то того не смогли, искали, искали его, да так и бросили. Говорят, после этого и привязалось к ней поговорь – Ольга-Царевна, то ли по коварству ее, то ли по власти, то ли от страха. Мужик-то у нее охотник был, может и сгинул где в схватке со зверем, а на бабу напраслину наплели. Знаю только, что в городской жизни, до Таганая, была она доктором. А как на пенсию пошла, так и бросила всё, да переехала в Киалим к мужу. Освоилась, с природой сроднилась. А как одна осталась, так окромя хозяйства, да замеров уровня воды на Киалиме по заданию Гидромета, потешками занималась, от скуки поди-ка. Мужнин полушубок наизнанку надевала, да туристов пугала. Говорят, мол оттуда и появилась первая страшилка про болотную бабушку. Может быть, может быть. Да нам с ней делить-то чаво? Разве что белые грибы? Их на поляне, где раньше 14-я контрольная была, даже в пустые грибные годы, видимо-невидимо. Где этот пост? Дек, в 6 км от Киалимского кордона на север, за Курумной рекой, на стыке Карабашской тропы и моховой развилки. Место приметное – поляна-взгорок с двухсотлетними соснами по краю и ягелем в центре черничной куртины на гранитном цоколе киалимской террасы.
Фото 2. Урожай с Вячеславнина поста, Киалим 2011 года

Давнехонько чавой-то я в гору не сбиралась. Сижу на болоте своем, морозобоем дышу, да воронье от кадок со снедью гоняю. Одна кадка-то у меня со снытью квашеной, другая с бруснянкой моченой, а третья с груздями солеными. Сядет Чернокрыл на кадку и ну понужать долотом своим по лубу меж обручей. Пошто разбой учиняют со своей супружницей вороватой? Будто добра лесного им не хватат. Вот и думаю, как в гору-то пойду, да на кого провиант оставлю? Наудачу сподобился мне визит. Лешак-знакомец объявился, да не один. Сижу это я на лавке у забора свово, слышу голосит кто-то. Первый голосок тембристый, да с груботцой, а второй звонкий, аки ручеек. Ведет мой Леший двух девчонок. Малехонькие такие, радуются, что дошли, здороваются без всякой боюзи. Эвон, молодежь-то ноне, ничего не страшатся. Оно, конечно, слухи-то ходят, мол, Киалимская бабушка добренька, зря пужать путников не будет. Однако, забреди-ка ко мне в глушь, омуточки темные пёхом обогни, на чёрну избу наткнись, чё подумашь-то? А эти хохочут, да с ходу:
- Бабушка, отведи нас на гору сказку повидать.
Я Лешака пальцем поманила да на ухо шепчу:
- Ты чаво, старый пень, кутятам наплел? Какая еще сказка? А то, что я на гору сбиралась, откуда знашь?
- Дек, вóроны болтают, мол, бабка кадкам своим охранника ищет, путешествовать намылилась. Думаю, почто соседке не помочь. По пути нашел этих потеряшек. Уж сведи их к людям, жалко ведь малышей.
А я и не знаю, кого жалеть-то. Девчонок тех уж на пороге нет, в избе давно, кошакам хвосты крутят. Сготовила я чай, сели к столу, а старшенькая, похоже, самая умная, и говорит:
- А, правда, что на той горе луна и солнце вместе видятся?
- Хм, для того особая ночь нужна.
- Какая ночь, бабушка?
- Та, что на перевале года бывает одновременно с полной луной на востоке и красным солнышком на западе.
- Перевал года, это как понять?
- Новый год, значит! – крикнула подружка-хохотушка, шевелюрой огненной мотнула и ну звонче ручейка щебетать, - Бабушка, а бабушка, поднимемся в гору, там и звезды ближе, и дали краше…
- Тогда всем спать, а с зоренькой – в поход.
Оставила я Лешака по хозяйству в своем балагане. Девчонок в охапку и по торному путику – в поднебесье Таганай-горы. Спутницы мои упертые оказались. По началу так вообще бегом перенову пуховую трóпили. А как крутяк пошел, пыл-то поубавили, но один черт, вперегон бабки куролесили. Устанут, стоят, пыхтят, только подтянусь до охальниц – шмыг, и опять в уклон трусят. Благо дорога накатана, а вокруг бело, синё да куржависто – сказка, да и только.
Фото 1. Дальний Таганай 31 декабря 2017 года, послеполудни

В дому-то на горе народу собралось полнехонько. Кто пешком, кто на лыжах, а кто и на великах. Чудаки, да и только. Со всех сторон света на чудо новогоднее посмотреть сбежались. Сургут, Тюмень, Курган – это с востока, Екатеринбург, Челябинск – с севера, Оренбург – с юга. Ну а моидевчюльки из Московии – с запада, знамо. Окромя их никто про лунно-солнечный тандем и не слыхивал. А уж как Ярило к закату пошло, так все гурьбой в тундру и вывалили. Выстроились лицом к Круглице и заширкали по кнопкам своих фотиков, телефонов да планшетов. У Солнца улыба во весь запад, плещет аж через край хребтов-зубоскалов, крася космический подол в розово-желто-багряные тона с индиговым подбоем.
Фото 2. Дальний Таганай за шесть часов до Нового 2018 года

А мои москвички ходят по тундре и купол сканируют. Глядь, уже и ковшик Большой Медведицы начал просачиваться на горизонте. Вдруг, будто кто огоньки на скалах зажег. По кристальному куржаку искорки вспыхнули, словно волна серебряная покатила от Кепки по снежной ряби тундры к складкам панциря скалы Черепаха.
- Смотри, бабушка, Луна на скалу села! От ее света будто горит все.
Фото 3. Страж вечности

- А Солнце-то, Солнце на нее смотрит!
Так наперебой восхищались картиной конца года мои юные подруги. Потом они долго стояли в центре Вселенной, поворачиваясь лицом поочередно то к провожающей старый год Луне, то к уходящему в Новый год Солнцу.
Утром мы вместе встретили его первый восход в Новом 2018 году.
Фото 4. Дальний Таганай – первый восход 2018 года

Чудотень надысь в лесу, аки сказка на явь сподобилась. Предновогодьем пыхнуло. Екатерина-санница дорожки настелила – айда в гости по путику зимнему в хоромы пихтовые. Вон, тырчат лесины в небо словно колья великанского палисада. Да расписные все, ажуром будто резаны, манжетами снежными на лапах ряжены. Чем не филигрань искусного гравера-белошвея? А по центру куртин – кулижкасиняя, сочнее сапфира яснится, будто голубоньэту сверху кто льет беспрерывно, смачно, с толком дела живописца чудотворного, незримого.
Фото 1. Из глубины небес пихтач ажурный

По низу крон идет след от позема. Видать, дунул под утро студень и сковал снежины-крупянки на кухтах. Рыхлая бахромка ослабила связи структурные, морозобой сподручился, да изваял из хаоса пустоснежья кристаллы, нежными друзами облепившими ветки безлистные и жухлые зонтики неполегших с осени трав. Чуть тронь, дек и нет красоты, слетит бриллиантовой пылью на подол да пимы, блеснув напоследок солнечными искорками сквозь тонкие грани рассыпавшихся кристаллов.
Фото 2. Друзы кристаллографа Мороза

Ан нет, не все драгоценности чапыги моей эфемерны. У воды поземь теплее, а с морозом в дружбине они те хрустали понадёжерóстили. В лесу на сухнине побеги листьями да розами с острыми гранями украшены, а тут на ветках – бульники висят. Под тяжестью их тонкомер поник и кувшины те хрустальные в пол уперлись да примерзли к теплому льду реки. Теперь все русло валежиной изрешечено, пригвожженой намертво к донным валунам прозрачными амфорами с живой водой из космической глубины.
Фото 3. Амфоры Вселенной

Вот она, глубина эта в глади ледяной отражается. Там, вверху белесые небеса, а в зеркале ледяном – радуга, будто кольца Сатурна в лед смотрятся. Приглядись, в зеркале том звезды мерцают. Так уж оно всегда на перевале года бывает.
Фото 4. Зеркало времени

Ходила я надысь в лес воду в колоди не слухать. Оно же как, пока морозяка не встала, криницы горные не замерзают. А ноне еще и снегу-то на грош. Так вот, приметка на то есть, коль на Егория Зимнего вода в колоде тиха, так и зима буде спокойна. Иду себе, поморозь калошами давлю, хруст на весь пихтач учиняю. Глядь, сойка на присаде сквозь дремь маячит. Тут я смекнула, что опосля Егория Сойкин день идет. Еще приметка, коли птичка эта куда позовет – то знак за ней следовать. Ну, думаю, коль на день раньше показалась птаха, нечего мешкать, надо подчиниться. Подхожу, а наст-то под калошиноймоей как хрустнет, сойка стронулась и под угорье потянула низом. Я, знамо дело, за ней. Далёхонько вдогонь ушла, да чаво толку-то, недоглядки приключились.Упалая соя оказалась. Притаилась где-то. Чего манила тогда, охальница?
Фото 1. Соя

Стою посередь чапыги, да смекаю, где это я? Сосны отборные, поди-ка век назад саженные, а в подлеске пышнота пихтовая рогожкой дол рядит. Что это за орясина в промоине барахчется? Башкой крутит, да клювом в укорень тырчется. Батюшки, да это ж вальдшнеп. Раненый что ли? Али с тёплышком родной куртинки расставаться не хочет? Он же к середке ноября на Средиземноморье отлетает. Что-то ноне разлад в биоритмах Царства животных вышел. Как бы и мишки в сегошнее малозимье по берлогам не окочурились, а то и хуже – шатунами не заделались. А вальдшнеп-то сидит себе в прикопке, да ковырялкой своей дерн ворошит. Поди-ка находит кого, а может корешки или семки-посорки клюет. Не сойка ли меня к нему привела. Мол, страдает, паря, помогай тюфяку недоделанному. Гнать мне его, что ли до Черноморья, али еще дальше? Хлопнула себя по бокам с досады, тут куличок и опомнился. Зырк на меня и ну квохтеть, а потом вразвалочку по сугробику в чапыгу и нырнул.
Только хотела за ним улепетнуть, как сзади то ли крик, то ли визг раздался. Я туда. Выхожу на кулижку, а там, в березовой повеси веток ,пегая ведьмища векшу дербанит. Так и не поняла, кто из них визжал. Ух, холера, поди прочь. Замахнулась я на сову, она и дерболызнулась об ствол. Белка деру, а неясыть шмыг на сосну и застыла. Вижу, вижу тебя, длиннохвостая бестия.
Фото 2. Непожратушки – обидушки

Глазищи выпучила, клюв раззявила, мол ходит тут колымага старая, аппетиты гнобит, типа спасительница пушнины. Да уж, совушку без трапезы оставила, но и белку жалко. И вальдшнеп замерзнет, и медведь с голоду помрет… Где зима-то? Вдруг слышу, вроде как поет кто-то. Пошла на звук. Чем ближе, тем звончее. Меж стволов легкий морок заклубился. Под ногами – чвак-чвак. Наконец-то, родник нашла. Стою, соки земные слухаю. Журчит вода-то, клокочет приток, бьет о бровку прибрежную, знамо зима вертается. Так Егорий примечает, коль бурлит вода – зиме лютой быть. Я пока до балагана своего шла, окрест колоземица налетела – поземок задул, к заре вьюжину обещая. Утром снегу навалило, аж оконца в сугробы вырядились, ветки кухтой обросли, тропки в сугробы укутались. А родник утих. Видать вчера последнюю песню спел. Теперь до весны. И то, слава Богу, зиму разбудил.
Фото 3. Запуржило

Вот ведь, Покровский прогноз-то не сбылся. Поверья народные ноне штой-то хромают. Да может ешо вернется вёдрие-то. Впрочем, всему свое время. Пойду-ка, пройдусь по первозимку. Пороша-то ноне ходкая, уброд обещает многоследицу, надёжа на зверя буде.
Зачинка утренника сегодня хорошá. Тишь будто звенит. То воздух сквозь морозный шлейф сочится, трется о заграни небесных молекул и швыряет вухи призрачный звук хора ледяных кристаллов. Небо синющее, аки сапфиров камень, в воде тонет гладью зеркальной, да отражает снежные шапки вершин-перевертышей.
Фото 1. Зазеркалье

Что за серый комочек в придорожном осоковом сукне роется? То белка-полудневка. Оно в эту пору у векши времечко хлопотное. Зима ж на носу, надобно жирок нагулять. Вон она, сколь дорожек настрочила по перенове-то, от елки к елке, у пенька опять же топотушкикренделяла, пристраивалась отобедать смоляными шишками. Хорошо потрапезничала, восемь стерженьков обшелушила. Видать никто не мешал. А тут, вот она я. Шмыг комок на сосну, десятиметровочку по стволику за секунду промарафонила и на сучок. Сидит на пьедестале корявом и цокает, мол, чаво бабка приперлась во владения мои, да еще посорку чужую хапает. Не жадничай, говорю, объедки твои, мол, сгодятся робятнелюбопытной на экскурсиях показывать.
Только с векшей распрощалась, глянь, косой на меня летит. Ошалелый какой-то зая, видать не только времена года попутал, но еще и с родней обознался. Сел напротив меня – эдакое серое ушастое чудище на белом снегу – и лупится. Голову скособочил, уши прижал, да как прыгнет на пол метра вверх и на 180° в воздухе скидку крутанул. И драть. Вдруг встал как вкопанный, словно забыл чаво, развернулся и опять на меня. Ну, думаю, всё, щас снесет меня. Нет, задние лапы вперед выстрелил, пару прыжков сделал и под дерево в нору юркнул. Нуты, косой, и чокнутый, это ж лисья нора. Повезло огнёвочке – доставка еды курьером своим ходом.
Фото 2. Опасное укрытие Орешникового оврага

Только хозяйки-то дома нет. Выходная тропушка с лисьими утюжками аккурат из норы идет. Ну-ну, сиди косой, дожидайся начала банкета голодной лисоньки. Вон, весь тальвег овражка ее нырками заточкован. Да только мышиная армия глубоко в почвенной подстилке укрылась, а на поверхности одни землеройки вензеля по снегу расчúркали. Не любит их Патрикеевна, уж больно вонючи, да тощи. Рыжая бестия ловит их, но трапезничать ими отказывается, так же как и другие дикие аристократы – ежи, куницы, рыси, енотовидки. Спасибо совам да ужам с гадюками, которые численность этих мускусных деликатесов контролируют, а иначе развелось бы у нас бурозубок, белозубок и кутор видимо-невидимо на погибель всему беспозвоночному братству. Пойду-ка вдогон рыжей плутовки, авось скраду охальницу-то.Дремь овражная, кухтой расшитая, вмиг у берега расступилась, а там… Я и про плутовку забыла. На заводи зеркальной ути застыли – сине-бурые самочки и пестро цветные селезни. Пуховички нахохлили, эдакие тюфячки заморские, в смысле, к морю собрались лететь. На перелете у Большой Тесьмы теперь и отдыхают. Я сидку в чапыге учинила, наблюдаю, значит, да видно камуфляж мой больно броский оказался, увидали родимые. Передняя пара крякнув порулила вглубь озера, остальные послушно за ней пошли. Тут уж я в узёрку на пляж выкатилась, а следом и вся стая, как говорится, на крыло и низом потянула к восточному берегу. Только и успела сосчитать – 34 ути.
Фото 3. Кряквушки

Передых был короткий. Под ноги глянула, а там горячий след, еще один. Вздвой канорочья, это когда зверь туда прошел, а опосля по своему же следу обратно. Охушки, я еще и норку стронула, спугнула то бишь. Далехонько ли утрусила водомерочка тесьминская? Поди-ка на уточек охотилась, а тут опять я, как водится, на «хвосте повисла». Да так и ушла ни с чем.

Деды мои помню, говаривали, мол, отколь ветер, оттоль и погода. У нас на Таганае так оно и есть. Коль с севера сиверик задует, так жди холодень, не со снегом, так с ледяным мороком. Южанин-полудник коли дует – к вёдру, хоть порой и деревья гнет, а дуновень от него теплый, радуешься даже, коль сухмень прочь гонит. Западный ветер завсегда со слякотью в обнимку, мокрогузник он и есть. В той стороне морюшек-то хватает – Балтика да Черное, в прикуску со Средиземноморьем. Вот и катятся к нам с заката тучи лиловые, морскими хлябями вспученные. Ну а по мне так восточные, али сточные ветровеи милы. Коль навалит аркто-сибирский шквал, расшугает завесы небесные, вызвездит, высинит купол да сочность в дали добавит. И не беда, что воздух порой зябок, главное, это прозрень округ вся и всё. Жаль только, что восток редко погоду делает.
Фото 1. Западный фронт прилетел

За ней, погодушкой то бишь, можно и по другим атмосферическим и физическим явлениям соглядать. Если зреть в ближайшее предзимье, так тут за поведеньем осени наблюдай. Не больно-то она у нас дóждлива да холóдна была. Не без причуд, конечно, охальницы зимушки, но золотое вёдрие так и грело, разбавляя тёплышком мятежное климатическое межсезонье. А посему зима к нам грядет, по народным поверьям, в стиле ветреной карусели, долгая да оттепельная. Тому подтверждение и по рябине. В лесу северного винограда ноне вообще нет, а это, как народная молва бачит – к теплой зиме. Еще одно наблюдение, по грибам. Коль поздно шляпники рóдятся, так и снег рано не ляжет. Грибочки-то в Златоустье в энтомгóде сбирать только в августе стали, вот и снежок ждать, не переждать, видимо, ноне.
Фото 2. Октябрьский белый гриб

Опять же животинка наша приметы на погоду творит. Белка-погодница завсегда в лидерах. Приметила я, что линька у нее в осень со спины зачилась, то есть сверху вниз, с хребтины к пузику. А это признаки гнилозимья – пучени слякотной. А тенётнику летом ноне было столько, что в пору ткацкую фабрику в лесу открывать. Сети те паучьи по утрянке особливо видны. Солнце-то из-за гор медленно крадется, щупальцами желтыми клавиши лепестков трогая сквозь шторы паутинные, играя светом радужным в капельках росы на тугих нитях тенёт. Сто с лишним ажурных лоскутков я однажды на поляне сосчитала. Которые из них с хозяином, а которые и без. Видать на дюжину кружев у них один крестовик, прям оптовый соглядатай какой-то. Вот старики и приметили, мол, много тенётника, жди частоевёдрие по осени.
Фото 3. Филейная мастерская Киалима

Но главные прогнозы по Покрову (14 октября).Хотя нонешняя погодушка взяла моду в последнее время интриги плести. От чего? То ли это воздушное электричество в разлад с земными зарядами пляшет, то ли солнышко-сударушко бунтует, тумблер печной туды-сюды щелкая? Да вот стали прозорцыпогодовы зреть путанку в приметах. По одним-то признакам зима буде теплая, а вот по другим – лютая. Про тёплышко-то грядущее выше писано, а про лютеньследуща приметка. Лист-то с березы на Покров не пал – к строгой зиме. Зато снега нет, а коли Покров наголе, так и Екатерина (7 декабря) наголе. А коли падет заверуха в передовое время, так и сгинет по затишью скоренько. О том, однако, древнее предание есть – как Аврора на утренней зорюшке над ковшом старого месяца покажется, так звезды по ясному небу еще долго гулять будут, плеща тёплышко из вёдрышка по краешку уходящего года.
Фото 4.Полная фаза Венеры при ущербной Луне 18 сентября 2017 г.

Ох, и счастьичко привалило! Отправили опять бабку в Киалим, на родинушку, значит. Мол, подежурь, покедова мужики в отпусках. Дек, мне-то чаво, галоши надела, телогрею напялила, пестерь на плечо, и ну, понужать километры. В кошелке-то плетеной моей одне пряники. А на кой мне харчи казенные, да еще пешкодрапом их волочь на себе? Щас! У леса дары его буду испрашивать, чай поделится. Думаете, не проживу на подножье-то? Вот уж, не сумлевайтесь. У позднелетья добра прожиточного съестного – полнехонько. Заперво, так это грибы. Сытотень от них не меньше, чем от мяса. Особливо от белых. Например, съешь чашку супа с белыми грибами, то же, что уплетнешьшампур шашлыка. Я пока по дороге Кейлимской шла, вдоль Терентьевки 50 боровиков нашла. Я с ними неделю буду жить, да одними растительными белками питаться. А тушенку, что у меня на кордоне в схорне лежит, кошакам скормлю.
Фото 1. Белые с Терентьевки

Середина августа – самый разгар шляпников. Так наши традиционные грибы часто называют в научном мире. Таганайские долы дарят грибникам на перевале лета самое ценное добро земли, леса, да лугов. Одних только подосиновиков можно ведрами собирать. Ну, если конечно, знаешь, куда это самое ведро нести. Секрет-то открою, мал-мала. На каменных россыпях, что по долинам валунятся, красноголовиков тех тьма-тьмущая. Да, не в самих камнях, а по контуру курумов, али на островках, что соснами поросли в руслах каменных рек. Зато черноголовики – разновидность осенних подберезовиков, больше тяготеют к зыбучинам моховым, да сырым поймам, избегая солнцепечных суходолов. На границе болот и сушин хороводы водят лисички. В этом году их, как говорится, хоть косой коси, да понужай оранжевых сестричек в кузовок не глядя. А чаво, глядеть-то, у них юбки волнистые завсегда чистые, без червя, не то, что у других шляпников. Вроде с виду упруг да свеж боровичок, а порой разрежешь – червь на черве сидит, червем погоняет.
Но самое большое чудо предосенья – сыроежки. Нет, не те хлюпики, что повсюду разноцветными блюдцами красуются. Я про болотную сыроежку сказ веду. Оттенком она темно-серая с индиговой побежалостью и розовым мазком в центре шляпочного углубления – прям, грозовое небо на кромке алой зари. А тверды, аки камень, сто километров неси, так и не развалятся. Да и вкуснее их, хоть жареных, хоть, тушеных, хоть в маринаде или засоле, грибов нет. Думаете, вру? Нетушки. Ученые-грибоведы говорили мне, что сыроежки – это самые выдающиеся грибы, как по вкусовым, так и питательным качествам.
Фото 2. «Черная голова» таганайских урём

Но, одними грибами, как говорится, сыт не будешь. Разнообразицу в рацион даже в лесу не зазорно привнести. Тем более в разгар летней вегетации. Хоть и пошли в августе наши пищевые травы в цвет, а которые и в семя, все равно снедью остаются. Снедь – сныть – еда то есть. Травушка эта, сныть, давно уже зонты цветочные раскрыла, ладошки листовые аки лопухи развесила, но не только. Под тенистым пологом снытьевых джунглей проклюнули землю ее молодые побеги – лесная петрушка. Оливковая молодь нежная, сочная, ее хоть в салат, хоть в щи, хоть в тушеный гарнир. Вкуснота! Ежели постараться, так можно и пикан молодой найти, особенно на скошенных лугах. Сия медвежья дудка повторно после скоса бутонов не дает, кашу из нее не сваришь, но изумрудные ажурные побеги у комля дударя можно сыскать, да к снытьевому блюду добавить.
Фото 3. Пикантный снытьевый салат с поздней земляникой

Ну, а коль кому совсем наваристые щи-борщи надобно, так борщевик бери. Тот вообще до осени свежую поросль выдает, соцветие уже плодами изошло, того и гляди семенами закрошит, а из дернины кроха зеленая за родителем тянется. Засмеют, поди-ка некоторые меня, мол, кто ж борщевик ест, он же ядовитый. По сему случаю была у меня этим летом веселуха. Как-то попросили меня в июне провести экскурсию с экспедицией юных экологов. Ползем с ними в гору, я про то, про сё рассказываю. И вот поднялись до границы облакообразования, то есть вошли в высокотравье. Ну я и травлю байки про травы разные. Подошла к борщевику и глажу листья. Тут выбегает из толпы парнишка и кричит:
- Уберите руку, сейчас обожжетесь, волдыри пойдут!
А я знаю, в чем дело-то, сорвала лист, да в рот его, жую себе. Пацан тот вообще дар речи потерял. Тут вся ребятня зашепталась и видать, впрямь поверила, что я не просто бабка Киалимская, но еще и ведьма, а то и вовсе баба-яга. Гляжу, совсем испуганные стоят. Ну, думаю, пока не разбежались, надо секрет открывать. Да и говорю:
- Эх, малышня, поди-ка к нам из центра России приехали?
- Ага, - отвечают, а самый умный пацан так и лезет с советами, - Вы разве не знаете, что борщевик ядовитое растение, к нему даже прикасаться нельзя.
- Знаю, только это ваш борщевик Сосновского ядовитый, - а дальше меня вообще в науку понесло, - После войны его культивировали по северо-западу России как силосную подкормку на радость буренкам. А получился сорняк с вредным соком, содержащим фуранокумарин – светочувствительную бяку. Попадет сок на кожу, солнышком это место припечет, считай беда – гореть будет аки от огня. Борются с ним, борются, а он все ползет и ползет на новые территории. До Таганая пока не добрался и наш сибирский борщевик с родных мест не вытеснил.
Не знаю, поверили они мне, али нет, но от сорванного «страшного» листа шарахались как от крапивы. А я ничего, похлебку из борщевика с дудником, приправленную семенами тмина, варю и вам советую.
Фото 4. «Ведьминский» супчик из борщевика

А теперь чайком побалуемся. Для заварки-то лесной тоже флоры всякой полно. У меня околь кордона, каких только чаев нет: медвяный лабазник, мята перечная, лист брусничный да смородинный и, конечно, иван-чай. Хотя последний не так прост, мол, сорвал сирень-цветок и в кипяток. В заварку только листья идут, да и то не сразу, а после специальной обработки – ферментации (мятые листья надо выдержать во влажной среде) и сушки в печи. Но уж, кому лень да не може, так вали в зверобойный али какой другой взвар розоцветы иван-чая – не ядрёно, так хоть красиво.
Фото 5. Лабазниково-смородинно-брусничный чай

А на десерт – ягоды. У них сейчас самая пора. По низинкаммоховым черники полно. В тинистых запанях она «жирная», не то, что в тундре да на россыпях, где она чуть крупнее зерна гречишного. Опять же черная смородина. В заварку-то лист идет, его меж пальцами растер, запах учуял, значит, она – черномодина. Ягоды-то на диких кустах редко встретишь, но в Киалиме по россыпям гроздья на смородине висят. То одичалая плантация со времен углежогов осталась. Тут же по курумникам малинник стелится. Лесная-то малина хоть и мелкая, а духмяности в ней в разы больше, чем в садовой. Еще один ягодный витамин – шиповник. Весь Таганай им усыпан. Роза майская, как его еще кличут, и в начале лета пользительна. Бутоны ее алые чаю аромат добавляют, а варенье из лепестков, что нектар райский – никаких сладостей не надо. Ягоды багряные, хоть и жесткие, но если их резануть, да от косточек избавиться, а затем сахарком присыпать, ночку на холоде выдержать, так получишь нечто вроде карамели на блюдце с природным запасом витаминов без всякой там химии.
Фото 6. М-м-м, коготки оближешь…

А напоследок, еще одна байка. Растет в нашем лесу чудо-ягода, да знают ее не многие. А кто знает, так и те по большому счету разве что щепотку сорвут, жевнут, поморщатся да выплюнут.
- Тьфу, кислятина костлявая.
На то она и костяника. Каждая ягодка вокруг ядрышка, на одном кусточке которых до 20-ти штук набирается. Щедра костяника, да привлекательности в ней ноль. Сказывают, мол, природа ее такой специально создала – человеку в ненадобность, а зверю в угоду. Зверь тот, мол, костяничник лапищами сгребат, в ручье студеном замачиват, а на утро хлебат из него костяничную воду. А как думаете, отчего медведь у нас в лесу самый сильный да здоровый? Поди-ка зельем костяничным все лето себя балует. Лист у костяники ведь тоже пользительный, попробуйте чай сварганить, не пожалеете. Глядишь, силушку медвежью обрыщите. Только не злоупотребляйте, а то еще шерстью обрастете, мало ли какие гены природа в костянику-медвежью ягоду запихала. Шучу я.
Фото 7. Костяничные угодья косолапых хозяев